Я успеваю заметить кораллы и пару рыбёшек и тут же пробкой вылетаю из воды. Нета пытается заснуть. Провожу пальцем по голому плечу.
– Я сейчас приду.
Надев ботинки на босу ногу, в плавках и с фотоаппаратом через плечо, я шлёпаю по берегу в сторону небольшого холма, выше по пляжу.
Когда я поднимаюсь на холм, мне открывается вид на всё побережье. Море меняет свой цвет от голубого до ярко-синего, красные пятна раскиданы тут и там. Я бросаю свой взгляд к подножью холма, на котором стою, и замираю: огромное чёрное озеро с синими краями колышется внизу. Я обмираю и оглядываю холм на котором стою. Прямо у моих ног к камням приторочена плита: здесь такого-то числа и такого-то месяца и года, утонули такие-то и такие. Сзади меня ещё одна такая плита.
Я ошалело осматриваюсь дальше и вижу ещё несколько таких досок. Надписи сделаны на английском, иврите, арабском. Вот она – знаменитая “Синяя дыра” – Blue Hole, собирающая свою дань с ныряльщиков, изредка остающихся на дне. Blue Hole – во всём своём дневном великолепии ужасающей глубины, притягивающей к себе пловцов со всего мира и уже не отпускающей никогда.
Я простоял несколько минут на вершине холма, оглушённый великолепием красок внизу. Мне захотелось рискнуть, прыгнуть с разбегу в манящий центр пятна, попробывать один раз, один раз увидеть. Цель моей жизни в тот момент была в этой синей дыре. От верного самоубийства меня спасло появление бедуина, который прошуршал у меня за спиной и сгинул среди камней. Выйдя из оцепенения я сообразил, что моя спина и плечи, не укрытые рубашкой, начинают гореть под ярким солнцем. Я бегом возвращаюсь под тент. Одного взгляда на меня хватило Нете, чтобы сказать:
– Ты обгорел, а я тебе говорила: намажься кремом. Сядь, я тебя намажу.
Я подставляю красную спину под прохладные пальцы, ласково накладывающие крем. Когда Нетины пальцы касааются моих плеч, я непроизвольно морщусь от боли.
– Больно? – заглядывает мне в глаза Нета, – так больно?
– Ничего, маж.. ой, только не здесь.
Пальцы скользят по плечам и боль медленно уходит.
Подъехавшая машина сгружает стайку израильтян. Несколько человек – мужчины и две женщины, производят шум дивизии солдат.
– Эй, хозяин, подай нам картошку фри. шашлык и колу.
Хозяин кафе – бедуин, хорошо знающий Израиль, живший когда-то в Тель-Авиве, кивает головой и исчезает в глубине вагончика:
– Сейчас всё будет, по-деловому кричит он, – Садитесь, садитесь и располагайтесь. Дети со своим вязанием мгновенно окружают вновь прибывших. Израильтянка лет 30ти начинает с ними торговаться и поняв, что здесь им что-то перепадёт, дети остаются возле неё.
– Айелет! Скажи им, что пять паундов – это слишком много, скажи им, что фенька стоит максимум три паунда!
Айедет покупает фенечеку, раздевается и укладывается загорать. Купальный костюм из двух полосок совершенно не мешает любоваться её телом. Коричневым телом, как и у всех йеменок. Лёжа ан животе она расстёгивает лифчик на спине, а трусики подтягивает, так что тёмный, сочных пах оголяется до узкой полоски, прикрывающей самое интересное место. Не только я залюбовался открывшейся мне картиной. Ребятишки облепили Айелет и сидя на её спине делали ей массаж, между делом вплетая цветные нитки в локон её волос.
– Ой, смотри, что они делают! Они же сидят на ней! – прошептала мне Нета.
Втихомолчку вытаскиваю камеру; “с плеча” делаю несколько снимков и продолжаю любоваться пейзажем.
– Что ты на неё так смотришь, ревнует Нета, она красивее меня?
– Ты же мне запретила себя фотографировать! Так что же я должен делать?
– Айелет! – закричал один израильтянин, – они уже сидят на твоём полотенце! Хватит! Расплатись с ними и пусть уходят.
Женщина застёгивает купальник на спине и томно и медленно поднимается с полотенца.